Неточные совпадения
Хлестаков. Я,
знаете, в дороге издержался: то да се… Впрочем, я вам из
деревни сейчас их пришлю.
Чу! конь стучит копытами,
Чу, сбруя золоченая
Звенит… еще беда!
Ребята испугалися,
По избам разбежалися,
У окон заметалися
Старухи, старики.
Бежит
деревней староста,
Стучит в окошки палочкой.
Бежит в поля, луга.
Собрал народ: идут — кряхтят!
Беда! Господь прогневался,
Наслал гостей непрошеных,
Неправедных судей!
Знать, деньги издержалися,
Сапожки притопталися,
Знать, голод разобрал!..
Правдин. Я родился в Москве, ежели вам то
знать надобно, а
деревни мои в здешнем наместничестве.
Она
знала, что у Левина есть дело в
деревне, которое он любит.
—
Знаю я, что если тебя слушать, перебила княгиня, — то мы никогда не отдадим дочь замуж. Если так, то надо в
деревню уехать.
Левин презрительно улыбнулся. «
Знаю, — подумал он, — эту манеру не одного его, но и всех городских жителей, которые, побывав раза два в десять лет в
деревне и заметив два-три слова деревенские, употребляют их кстати и некстати, твердо уверенные, что они уже всё
знают. Обидной, станет 30 сажен. Говорит слова, а сам ничего не понимает».
Там, в
деревне, он, очевидно
зная себя на своем месте, никуда не спешил и никогда не бывал не занят.
Приехав в обед в
деревню и оставив лошадь у приятеля-старика, мужа братниной кормилицы, Левин вошел к старику на пчельник, желая
узнать от него подробности об уборке покоса.
— Смотри же, ты ведь, я тебя
знаю, забудешь или вдруг уедешь в
деревню! — смеясь прокричал Степан Аркадьич.
Все, кого она любила, были с нею, и все были так добры к ней, так ухаживали за нею, так одно приятное во всем предоставлялось ей, что если б она не
знала и не чувствовала, что это должно скоро кончиться, она бы и не желала лучшей и приятнейшей жизни. Одно, что портило ей прелесть этой жизни, было то, что муж ее был не тот, каким она любила его и каким он бывал в
деревне.
Чтобы не зависеть от Левиных в этой поездке, Дарья Александровна послала в
деревню нанять лошадей; но Левин,
узнав об этом, пришел к ней с выговором.
— Да вот что хотите, я не могла. Граф Алексей Кириллыч очень поощрял меня — (произнося слова граф Алексей Кириллыч, она просительно-робко взглянула на Левина, и он невольно отвечал ей почтительным и утвердительным взглядом) — поощрял меня заняться школой в
деревне. Я ходила несколько раз. Они очень милы, но я не могла привязаться к этому делу. Вы говорите — энергию. Энергия основана на любви. А любовь неоткуда взять, приказать нельзя. Вот я полюбила эту девочку, сама не
знаю зачем.
— Константин Дмитрич, — сказала она ему, — растолкуйте мне, пожалуйста, что такое значит, — вы всё это
знаете, — у нас в Калужской
деревне все мужики и все бабы всё пропили, что у них было, и теперь ничего нам не платят. Что это значит? Вы так хвалите всегда мужиков.
—
Знаешь, на меня нашло почти вдохновение, — говорила она. — Зачем ждать здесь развода? Разве не все равно в
деревне? Я не могу больше ждать. Я не хочу надеяться, не хочу ничего слышать про развод. Я решила, что это не будет больше иметь влияния на мою жизнь. И ты согласен?
— Не
знаю, я не пробовал подолгу. Я испытывал странное чувство, — продолжал он. — Я нигде так не скучал по
деревне, русской
деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна, вы
знаете. Да и Неаполь, Сорренто хороши только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно
деревня. Они точно как…
Еще бывши женихом, он был поражен тою определенностью, с которою она отказалась от поездки за границу и решила ехать в
деревню, как будто она
знала что-то такое, что нужно, и кроме своей любви могла еще думать о постороннем.
— Поезжай с этой же запиской в
деревню к графине Вронской,
знаешь? И тотчас же привези ответ, — сказала она посланному.
И потому она
знала, что их дом будет в
деревне, и желала ехать не за границу, где она не будет жить, а туда, где будет их дом.
Но так как ему было всё равно, он тотчас же попросил Степана Аркадьича, как будто это была его обязанность, ехать в
деревню и устроить там всё, что он
знает, с тем вкусом, которого у него так много.
Приезд его на Кавказ — также следствие его романтического фанатизма: я уверен, что накануне отъезда из отцовской
деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не так, просто, служить, но что ищет смерти, потому что… тут, он, верно, закрыл глаза рукою и продолжал так: «Нет, вы (или ты) этого не должны
знать! Ваша чистая душа содрогнется! Да и к чему? Что я для вас! Поймете ли вы меня?..» — и так далее.
Узнавши о приезде барина, населенье всей
деревни собралося к крыльцу.
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой
деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса
знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
— Да и приказчик — вор такой же, как и ты! — выкрикивала ничтожность так, что было на
деревне слышно. — Вы оба пиющие, губители господского, бездонные бочки! Ты думаешь, барин не
знает вас? Ведь он здесь, ведь он вас слышит.
— Больше в
деревне, — отвечал Манилов. — Иногда, впрочем, приезжаем в город для того только, чтобы увидеться с образованными людьми. Одичаешь,
знаете, если будешь все время жить взаперти.
А может быть и то: поэта
Обыкновенный ждал удел.
Прошли бы юношества лета:
В нем пыл души бы охладел.
Во многом он бы изменился,
Расстался б с музами, женился,
В
деревне, счастлив и рогат,
Носил бы стеганый халат;
Узнал бы жизнь на самом деле,
Подагру б в сорок лет имел,
Пил, ел, скучал, толстел, хирел.
И наконец в своей постеле
Скончался б посреди детей,
Плаксивых баб и лекарей.
Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу.
И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою
деревню, где она,
Бог
знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она.
Поверьте: моего стыда
Вы не
узнали б никогда,
Когда б надежду я имела
Хоть редко, хоть в неделю раз
В
деревне нашей видеть вас,
Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить, и потом
Всё думать, думать об одном
И день и ночь до новой встречи.
Уж восемь робертов сыграли
Герои виста; восемь раз
Они места переменяли;
И чай несут. Люблю я час
Определять обедом, чаем
И ужином. Мы время
знаемВ
деревне без больших сует:
Желудок — верный наш брегет;
И кстати я замечу в скобках,
Что речь веду в моих строфах
Я столь же часто о пирах,
О разных кушаньях и пробках,
Как ты, божественный Омир,
Ты, тридцати веков кумир!
А
знаете: ведь я хозяином порядочным в
деревне стал; меня в околотке
знают.
Знаете: у Марфы Петровны в
деревне меня до смерти измучили воспоминания о всех этих таинственных местах и местечках, в которых кто
знает, тот много может найти.
— Я кто такой? Вы
знаете: дворянин, служил два года в кавалерии, потом так здесь в Петербурге шлялся, потом женился на Марфе Петровне и жил в
деревне. Вот моя биография!
«В самом деле, — сказал я, — почему думаешь ты, что жило [Жилó (устар.) — жилье.] недалече?» — «А потому, что ветер оттоле потянул, — отвечал дорожный, — и я слышу, дымом пахнуло;
знать,
деревня близко».
Он, однако, изумился, когда
узнал, что приглашенные им родственники остались в
деревне. «Чудак был твой папа́ всегда», — заметил он, побрасывая кистями своего великолепного бархатного шлафрока, [Шлафрок — домашний халат.] и вдруг, обратясь к молодому чиновнику в благонамереннейше застегнутом вицмундире, воскликнул с озабоченным видом: «Чего?» Молодой человек, у которого от продолжительного молчания слиплись губы, приподнялся и с недоумением посмотрел на своего начальника.
— Я вас
знаю мало, — повторил Базаров. — Может быть, вы правы; может быть, точно, всякий человек — загадка. Да хотя вы, например: вы чуждаетесь общества, вы им тяготитесь — и пригласили к себе на жительство двух студентов. Зачем вы, с вашим умом, с вашею красотою, живете в
деревне?
— Вот тут, на пальце. Я сегодня ездил в
деревню,
знаешь — откуда тифозного мужика привозили. Они почему-то вскрывать его собирались, а я давно в этом не упражнялся.
Решившись, с свойственною ему назойливостью, поехать в
деревню к женщине, которую он едва
знал, которая никогда его не приглашала, но у которой, по собранным сведениям, гостили такие умные и близкие ему люди, он все-таки робел до мозга костей и, вместо того чтобы произнести заранее затверженные извинения и приветствия, пробормотал какую-то дрянь, что Евдоксия, дескать, Кукшина прислала его
узнать о здоровье Анны Сергеевны и что Аркадий Николаевич тоже ему всегда отзывался с величайшею похвалой…
— Я
деревню знаю,
знаю, что говорили ваши на выборах в Думу, — оглушительно гремел Хотяинцев. — Вы соображаете, почему у вас оказалось так много попов? Ага!
Кутузов пил чай, должно быть, продолжая воображать себя человеком из
деревни. Держался важно, жесты его были медлительно солидны, — жесты человека, который хорошо
знает цену себе и никуда не торопится.
— Единодушность надобна, а картошка единодушность тогда показывает, когда ее, картошку, в землю закопают. У нас
деревня 63 двора, а богато живет только Евсей Петров Кожин, бездонно брюхо, мужик длинной руки, охватистого ума. Имеются еще трое, ну, они вроде подручных ему, как ундера — полковнику. Он, Евсей, весной
знает, что осенью будет, как жизнь пойдет и какая чему цена. Попросишь его: дай на семена! Он — дает…
Клим
знал, что народ — это мужики и бабы, живущие в
деревнях, они по средам приезжают в город продавать дрова, грибы, картофель и капусту.
— Это — невероятно! — выкрикивала и шептала она. — Такое бешенство, такой стихийный страх не доехать до своих
деревень! Я сама видела все это. Как будто забыли дорогу на родину или не помнят — где родина? Милый Клим, я видела, как рыжий солдат топтал каблуками детскую куклу,
знаешь — такую тряпичную, дешевую. Топтал и бил прикладом винтовки, а из куклы сыпалось… это, как это?
— Зачем — первый? Вся
деревня знала. Мне только ветер помог хвост увидать. Она бельишко полоскала в речке, а я лодку конопатил, и было ветрено, ветер заголил ее со спины, я вижу — хвост!..
— Ты, конечно,
знаешь: в
деревнях очень беспокойно, возвратились солдаты из Маньчжурии и бунтуют, бунтуют! Это — между нами, Клим, но ведь они бежали, да, да! О, это был ужас! Дядя покойника мужа, — она трижды, быстро перекрестила грудь, — генерал, участник турецкой войны, георгиевский кавалер, — плакал! Плачет и все говорит: разве это возможно было бы при Скобелеве, Суворове?
— Развлекается! Ой, какая она стала… отчаянная! Ты ее не
узнаешь. Вроде солдатки-вдовы, есть такие в
деревнях. Но красива — неописуемо! Мужчин около нее — толпа. Она с Лидой скоро приедут, ты
знаешь? — Она встала, посмотрела в зеркало. — Надо умыться. Где это?
— Да… не
знаю: давно не был в
деревне.
Она мечтала, как «прикажет ему прочесть книги», которые оставил Штольц, потом читать каждый день газеты и рассказывать ей новости, писать в
деревню письма, дописывать план устройства имения, приготовиться ехать за границу, — словом, он не задремлет у нее; она укажет ему цель, заставит полюбить опять все, что он разлюбил, и Штольц не
узнает его, воротясь.
И какие бы страсти и предприятия могли волновать их? Всякий
знал там самого себя. Обитатели этого края далеко жили от других людей. Ближайшие
деревни и уездный город были верстах в двадцати пяти и тридцати.
— Агафья Матвевна сама настаивает: славная женщина! — говорил Обломов, несколько опьянев. — Я, признаться, не
знаю, как я буду в
деревне жить без нее: такой хозяйки не найдешь.
«Жених, жених!» — написано у всех на лбу, а он еще не просил согласия тетки, у него ни гроша денег нет, и он не
знает, когда будут, не
знает даже, сколько он получит дохода с
деревни в нынешнем году; дома в
деревне нет — хорош жених!
Штольц приехал на две недели, по делам, и отправлялся в
деревню, потом в Киев и еще Бог
знает куда.